«Многие поколения современных российских и беларуских читателей воспитаны еще на советской, а точнее, марксистско-ленинской литературе. Именно поэтому они до сих пор говорят и говорят о «народном партизанском движении» 1812 г. Уже более 10 лет мы пытаемся доказать российскому читателю, что идеологизированные представления советских времен не соответствуют историческим фактам. Беларуской же публике наши аргументы, скорее всего, остаются неизвестными.

…Официальные идеологи Беларуси А. В. Пролесковский и Л. Е. Криштапович… обрушились на безымянных «нарушителей спокойствия», имен которых почему-то не назвали, и обвинили некоторые средства массовой информации. (Пролесковский О., Криштапович Л. Вместе мы врага громили // Беларуская думка. 2012. № 6. С. 3-7.)

Само по себе развенчание явно безумных идей - дело, конечно, богоугодное, но вопрос заключается в том, с каких позиций это делается, и хорошо ли сами критики представляют себе исторические реалии 12-го года. Ниже мы рассмотрим по пунктам аргументы не только этих идеологов, но и других беларуских авторов, которые выступили с докладами на научных конференциях, проведенных 17-18 мая и 26 июля этого года в Витебске и Могилеве. (Вилейко С. Л. 1812 год: партизанская и народная война // Война 1812 года: события, судьбы, память. Витебск, 2012. С. 128-32; Бережинский В. Г., Горелов В. И. Тактика войсковых партизанских отрядов в Отечественной войне 1812 г. // там же. С. 132-36; Кутырева О. С. Француз боек - да партизан стоек! // там же. С. 136-38.)

Сразу скажем, что все эти аргументы были взяты идеологами из книги Е. И. Корнейчика "Белорусский народ в Отечественной войне 1812 г." (1962). Им следовало бы сослаться еще и на Л. Н. Бычкова (1954), одного из родоначальников той глобальной фальсификации, о которой пойдет речь в нашем докладе. Сама по себе ссылка на специальное исследование вполне оправдана, но тут возникает вопрос, насколько подкреплены источниками были выводы Бычкова и Корнейчика. Проведем «пунктуальное» исследование по пунктам.

1. Вслед за Корнейчиком официальные историки пишут, что «белорусский народ с первых же дней войны встал на борьбу против захватчиков». Но у читателя сразу возникает вопрос про «первые дни», потому что сначала война прошлась по тогдашней Литве, и только потом докатилась до тогдашних двух беларуских губерний. Наиболее разухабисто в этом плане высказался Бычков, который заявил, что «крестьянское партизанское движение против завоевателей поднялось с самого начала вторжения неприятеля на территорию России, сразу же при появлении наполеоновской армии ... крестьяне Литвы и Беларуси развернули против вражеских войск партизанские действия». Эти утверждения являются чистой воды вымыслом, поскольку не подтверждаются никакими источниками.

2. Вслед за Корнейчиком нынешние историки заявили, что «крестьяне повсеместно выходили из подчинения своим господам, ярым поклонникам Наполеона. Они прятались в лесах или уходили вместе с отступающими русскими войсками». Эта мысль заимствована из книги В.Г. Краснянского 1902 г., который писал, что «православные крестьяне белорусы, которые составляли коренную массу населения Минской губернии, совсем иначе относились к французскому владычеству, чем поляки». Они бежали в леса и «здесь среди них мы встречаемся с первыми героями партизанской войны ... Стоило только отдельным французским солдатам неосмотрительно удалиться в сторону от движения армии, как они попадали в руки крестьян; расправа с ними была короткая: их безжалостно убивали».

Но в качестве доказательства Краснянский привел только один факт, который, по его собственному заявлению, сохранился «в летописи тогдашней криминальной хроники». А именно, два солдата из корпуса маршала Л. Н. Даву заблудились и попросили крестьян вывести их на дорогу, но те заманили их в лес и убили палками. Карательный отряд отыскал виновных в этом убийстве 3 крестьян д. Есьман, нашли мундир 8-го линейного полка и отвели виновных в суд, но один из них сумел сбежать. Заметим, что такого полка в Великой армии не было, а историками за 110 лет не приведено более ни одного примера, хотя все они дружно писали, будто «такие случаи были не редкость». Ни одного факта отступления беларуского населения вместе с русской армией мы в источниках не встречали. Да и называть упомянутых мужиков партизанами язык не поворачивается.

3. Корнейчик написал, что какой-то польский генерал выслал в м. Грозово отряд с предписанием забрать определенное количество продуктов. Но крестьянин-проводник привел вражеский отряд к русскому арьергарду, где он и был уничтожен. Но когда читаешь сам пересказанный Корнейчиком документ, то понимаешь, что его рассказ является банальной фальсификацией. На самом деле генералу М.И. Платову была доставлена «перехваченная вчера у мужика записка на польском диалекте о заготовке фуража и другого неприятелем», и документ этот был подписан генералом Ю. Василевским, главным комиссаром-распорядителем 5-го (польского) армейского корпуса.

4. Идеологи вычитали у Корнейчика, будто Жером Бонапарт, прибыв в Гродно, «разрешил своим войскам (немцам и полякам) открыто грабить городских жителей», а сам Корнейчик еще добавил, что «население Гродненщины не давало наполеоновским войскам добровольно ни крошки хлеба».

На самом деле Жером отдал своим войскам приказ, который предусматривал применение самых суровых мер против грабителей. Командующий 8-м корпусом генерал Д. Ж. Вандам «предписал зачитать этот приказ каждой роте, предупредив, что каждый грабитель будет немедленно предан военно-полевому суду и расстрелян в двадцать четыре часа». Лейтенант Й. Ф. Гисе упоминал:

«С развернутыми знаменами и гремучей музыкой мы перешли мост через Неман и с энтузиазмом продефилировали через город... Жители восхищались изяществом, красотой и хорошей выправкой войск, не замечая при этом, как голод привел в беспорядок все наши внутренности».

Подполковник Л. В. Конради писал, что измученные голодом вестфальцы надеялись найти в Гродно квартиры, но Жером, желая защитить жителей от солдат, разместил последних вне города в покинутых деревнях, а грабителей приказал расстреливать. Вандом, в отчаянии из-за того, что солдаты его корпуса были лишены регулярного распределения питания и не могли сами добывать продукты, в резкой форме выразил это Жерому, за что был отстранен от командования. Таким образом, утверждение Корнейчика прямо противоречит свидетельствам источников. (…)

6. Идеологи утверждают, будто «в начале войны, пока русская армия отступала вглубь страны, белорусы оказывали ей всяческую помощь продовольствием, подводами, давали проводников и разведчиков и даже принимали участие в боевых операциях вместе с регулярными войсками. Большую помощь оказывали наши предки русской армии и в сборе сведений о неприятеле». Но и эти заявления противоречат реальным фактам. А они вот такие.

Штабс-капитан П. Я. Кромин донес М. Б. Барклаю де Толли, что «в Могилеве очень заметна приверженность неприятелю некоторых обывателей». Местные поляки устроили Даву горячий прием. Тем не менее, маршал выступил с речью и выразил недоумение, «что не находит в здешней губернии того энтузиазма и польского духа, который видел в других губерниях». Зная, что среди слушающих его людей есть «партизаны русские», он предостерег их, «чтобы опасались быть вредными, надеясь впрочем, что дух польский еще в здешних жителях возродится». Согласно русским документам, в Мстиславском уезде 5 помещиков «были партизанами Польши. Эти лица еще при приближении неприятеля к границам Могилевской губернии, встретив его, делали прием». Мы специально процитировали эти документы, чтобы слушатели поняли, что в ту эпоху слово «партизан» еще сохраняло свое первоначальное значение: «сторонник», говоря по-современному, «партиец».

В Лепеле местные поляки «встретили французов хлебом и солью». Чиновник полиции П. А. Шлыков донес, что «неприятель во всех местах принимается жителями с символами их дружелюбия, но даже и там, где нет его, а только ожидается, они как бы встречают гостей, толпа в той стороне, откуда ждут его прихода, и с жителей противных этому, есть очень малая часть». Шлыков приказал жителям Бешенковичей перевезти муку и овес на другой берег реки, но те отказались. Казаки приехали в Бешенковичи, чтобы сжечь магазины, но жители им этого не позволили. Шлыков писал, что и «в городе Витебске во многих жителях видно много патриотизма польского». Русским чиновникам для ведения разведки в Беларуси приходилось использовать евреев. (…)

7. Идеологи заявили, что «белорусские крестьяне также вели и партизанскую борьбу против наполеоновских захватчиков. Они совершали нападения на небольшие группы противника», а «крестьяне из деревни Тростянки Игуменского уезда Минской губернии организовали партизанский отряд, который возглавил их односельчанин Тарас. Отряд делал нападения на вражеских солдат и местных польских помещиков, которые помогали Наполеону».

Этот факт заимствован ими из книги Краснянского, который написал, что крестьяне во главе с Тарасом Борисенко зверски убили помещика Гласко и всю его семью из 12 человек, их трупы сожгли на большом костре и потом подожгли усадьбу. От себя заметим, что в польских документах помещик назван Адамом Хласко, а Тарас Борисенок - Петрук, и что уезды в этой губернии назывались поветами. Таким образом, уголовное дело, которое сам Краснянский отнес к проявлениям классовой борьбы, нынешние идеологи классифицировали как партизанскую борьбу, что никак не соответствует действительности.

Крестьянские восстания в Беларуси были направлены не только против профранцузски настроенной знати, но и против помещиков, которые остались на стороне России, и подавляли их в равной мере и французские, и русские карательные отряды. В частности, «партизан» генерал Ф. Винцингероде вынужден был высылать из своего «летучего корпуса» казаков для наказания бунтовщиков.

8. Краснянский писал, что «среди уголовных дел этой эпохи преобладающий процент составляют дела о волнении крестьян против помещиков, поджоги их имений и убийство своих господ», а именно 25 из 28 дел за сентябрь. Например, крестьяне д. Староселье, Можан, Есьман и Клевки Борисовского уезда скрылись в лесах и нападали на помещиков. Минский губернатор генерал Ж. Барбанегр выслал карательный отряд, чтобы наказать бунтовщиков и заодно выловить собственных мародеров. А вот Корнейчик беспардонно солгал, написав, что эти самые «крестьяне-партизаны» «Борисовского уезда Минской губернии ушли в лес, где организовали партизанские отряды, которые нападали на французских солдат и истребляли их». На самом деле это тоже было лишь проявление классовой борьбы, и ничего партизанского в их действиях не было. Польский историк Я. Ивашкевич констатировал, что из всей Литвы наибольшее количество проявлений крестьянского неповиновения дали именно Борисовский и Игуменский поветы Минского департамента. (…)

10. Официальные историки пишут:

«Масштабными были действия партизанских отрядов в конце лета 1812 года в окрестностях Витебска. Партизаны уничтожали наполеоновских солдат витебского гарнизона, которые отправлялись из города в деревни на поиски продовольствия». Интендант Витебска А. Пасторе признавался, «что у него с большим трудом удавалось обеспечивать питанием 12-тысячный гарнизон города, из которого выйти было невозможно, не рискуя попасть в руки партизан». Об угрожающем характере партизанского движения в Беларуси для оккупантов говорит и тот факт, что Наполеон незадолго до Бородинского сражения вынужден был выделить из своих главных сил отряд в 10 тыс. солдат и отправить его на подкрепление витебскому гарнизону, который изнывал под ударами партизан».

Корнейчик же завершил данный сюжет следующем пассажем:

«Новое сильное пополнение витебского гарнизона, сделанное за несколько дней до генерального Бородинского сражения, когда Наполеон должен был считать каждого солдата, проливает яркий свет на то большое значение боевого взаимодействия, которое сложилось между русской армией и белорусскими партизанами в борьбе против армии Наполеона».

А теперь посмотрим, как все было на самом деле. Согласно русским документам, прапорщик Ласовский 18 августа под Витебском «для открытия неприятеля ходил с охотниками, спешивши взвод драгун, бросился в штыки на засевших в доме» 18 чел., 6 убил, а остальных взял в плен. Немецкий капитан Ф. Рёдер, находившийся в тот момент в городе, удивился, зачем нужно было поднимать по тревоге весь гарнизон, когда на фуражиров напали только казаки, которые еще дважды в тот день приближались к городу. Это были партии из «летучего корпуса» Винцингероде, который 19 августа «прибыл к воротам Витебска и навел ужас на его гарнизон, который поспешил привлечь со всех окрестностей свои караулы и фуражиров, значительное число которых попало в руки наших казаков». По русским данным, отряд Винцингероде захватил 800 пленных, но вскоре после этого нападения он отступил вглубь России.

Подведем итог. Количество гарнизона Витебска Корнейчик, вслед за Пасторе, завысил ровно в три раза. Выдвинутый против отряда Винцингероде сводный корпус генерала Д. Пино насчитывал 8 тыс. чел., и гарнизона Витебска он совсем не пополнял, не имея такой задачи, а входящие в его состав 4 кавалерийские бригады успели-таки принять участие в Бородинской битве, до которой еще оставалось 3 недели. Таким образом, не существовало никакого «широкого партизанского движения» в районе Витебска, а, следовательно, и «боевого взаимодействия между русской армией и белорусскими партизанами».

11. Официальные историки пишут, будто «история знает и примеры совместных действий кавалерийских разъездов русской армии и белорусских партизан. Так, партизаны под руководством крестьянина Максима Маркова 8 сентября 1812 года разбили французский разведывательный отряд, который стремился занять деревню Жарцы Полоцкого уезда. Затем они были задействованы в боях за Полоцк вместе с регулярными войсками». Корнейчик написал, что Марков «установил плотное боевое содружество с казаками Ипатова», а генерал Е. И. Властов в рапорте «дал высокую оценку подвигу белорусских партизан. И такие случаи были не единичными».

На самом деле в рапорте Властова говорится, что жители д. Жарцы, «русские мужики, узнав о приближении противника», упросили одного казака, чтобы он ими командовал, и отбили (а не разбили) отряд фуражиров от своей деревни. Властов назвал крестьян вовсе не партизанами, а «мужиками», которых "отменная любовь и привязанность к Отечеству, а к врагам онаго непримиримая вражда побудили вооружиться по собственной своей воле». Таким образом, речь идет о 22 русских крестьянах, которые, «ходили без разрешения в ополчение», для защиты деревни держали «род бикета» (пикета) и были поддержаны казаком из полка подполковника И. И. Платова 4-го.

100 лет назад Н. Паликарпов впервые окрестил этих мужиков «партизанами», но все же отметил, что их подвиг был фактически единичным примером, так как вся Витебская губерния «находилась полностью под сильным польским влиянием» и влиянием иезуитов, которые «проповедовали антиправославие». Советские же выдумщики про эту оговорку «забыли», выставляя пример этих крестьян как один из множества подобных случаев. Таким образом, и в данном случае "белорусские партизаны" аннигилируются, «оставив в осадке» русских мужиков, которые, по выражению источника, «воевали несколько раз сами собой с французами, защищая собственность свою».

12. Бычков заявил, будто «в Могилеве, Витебске и других городах Наполеон был вынужден оставлять целые воинские части для борьбы с крестьянами Литвы и Беларуси». Мы детально изучили состав гарнизонов Великой армии и авторитетно заявляем, что таких задач вражеские гарнизоны не имели, но были вынуждены, по настойчивым просьбам помещиков, высылать против бунтующих крестьян небольшие карательные отряды. Бычков писал, что «в Беларуси, Литве, на Украине крестьяне-партизаны блокировали гарнизоны наполеоновских войск, непрерывно нападали на транспорты и обозы противника». Корнейчик утверждал, будто борьба беларуских крестьян «была ударом с тыла по коммуникациям и базам противника. Белорусский народ расстраивал тыл, подрывал боеспособность противника, ослаблял его силы».

Все эти заявления являются реминисценциями событий 1941-1944 г. и не имеют абсолютно никакого отношения к войне 12-го года. С середины августа 1812 главная коммуникация Великой армии на территории тогдашней Беларуси проходила через Ляды, Дубровно, Оршу, Коханово, Толочин и Бобр, и никаких атак «народных партизан» на этом участке вообще не было, хотя гарнизоны здесь были микроскопическими.

13. Корнейчик во всеуслышание заявил, будто «повсеместное выступление крестьян Литвы и Беларуси против оккупантов и помещиков угрожало положить конец мощи Наполеона... Ненависть и непокорность населения Беларуси и Литвы явились сильнейшим ударом по военной мощи Наполеона». Ссылаясь на фразу генерала Ф. П. Сегюра о том, что французы нашли в России «вторую Испанию», Корнейчик объявил, будто «этой другой Испанией были Беларусь и Литва, крестьянство которых, подобно испанским мятежникам, не боялось никаких карательных отрядов».

После всего вышесказанного эти утверждения могут вызвать разве что недоумение и едкую улыбку. Все вражеские мемуаристы заговорили о предчувствии «второй Испании» только после того, как наполеоновская армия вступила в коренные русские земли, когда началась по-настоящему «истребительная война», в которой не признавались никакие общепринятые правила ведения боевых действий.

Свою статью официальные идеологи также завершили безапелляционной фразой, которая не терпит сомнений:

«То, что белорусский народ поднялся на борьбу с наполеоновским нашествием, - непреклонная историческая истина... Такова правда истории».

Однако проведенный нами объективный анализ реальных фактов наглядно показал, каким образом более полувека тому назад советские фальсификаторы буквально из ничего выдули «мыльный пузырь» «народного партизанского движения» в Беларуси в 1812 г. Время появления этой фальсификации вполне объяснимо. О «крестьянском партизанском движении» советские авторы писали еще в 30-е годы 20 в., но тогда они признавали, что началось оно со Смоленской губернии. Только после окончания Великой Отечественной войны, когда на самом деле в Беларуси была развернута партизанская война, некоторым ярым идеологам захотелось отыскать такое же явление в войне 1812 г., и ради этого они пустились во все тяжкие.

Между тем, еще 100 лет назад К. А. Военский констатировал, что… крестьяне Беларуси «представляли инертную массу, хотя и тяготели духовно к России, но были неспособны к активному выступлению и патриотическому подъему. С несчастным, забитым белорусом, в конце концов, можно было сделать все, что угодно, и подчинить которому угодно правлению». Историк здесь явно «перебрал», так как многие крестьянские бунты, которые ни русские, ни французские власти так и не смогли усмирить до конца войны, указывают на наличие у крестьян социальной активности. Польский историк М. В. Кукель верно заметил, что в Беларуси, при полной политической пассивности высшего слоя, равно мало склонного как к выступлению на стороне Наполеона, так и к защите русского царизма, на первый план выдвигались проблемы социального порядка, а именно, крестьянский вопрос.

Развивая мысль упомянутых выше историков, мы еще в 2002 г. пришли к следующему выводу:

«Исходя из того, что народное сопротивление неприятелю, ужесточение «скифской тактики» (путем уничтожения не только казенного, но и личного имущества), массовый уход гражданского населения, усиление религиозной пропаганды, появление у неприятеля предчувствия «второй Испании» - все это началось со времени вступления в Смоленскую губернию, - мы считаем возможным говорить, что именно с этого времени противоборство приобрело для российского народа характер отечественной, национальной войны.

На отданных до этого сопернику территориях, относительно недавно инкорпорированных в состав Российской империи, рассчитывать на придание войне такого характера все же не приходилось. Наоборот, такой характер война имела тогда для политически активной части польско-литовского населения, которая мечтала о возрождении своей родины и официально объявила восстановление своего Отечества. Теперь же неприятель вступил в коренные русские земли, где на подмогу армии были призваны представители всех сословий, в том числе и крепостное крестьянство. Так что и манифесты царя, и призывы Барклая по сути дела призывали к единению сословий перед лицом национальной угрозы. Только сейчас противоборство принимало, с российской стороны, характер отечественной войны. До сих пор шла обычная «политическая» война двух империй за спорные территории, которые недавно перешли к России в результате разделов Речи Посполитой, и тогда именно Наполеон разыгрывал национально-патриотическую польско-литовскую «карту», хотя и очень осторожно».

Но, видимо, в Беларуси наши статьи и монографию не читали. Из нынешних беларуских историков только А. Г. Агеев осмелился выступить против официальной концепции «народной партизанской войны». Он поставил под сомнение тезис Корнейчика о том, что беларуский народ развернул против французов «массовое партизанское движение», и задался вопросом, «откуда же взялась мифологема о мощном партизанском движении?». Агеев верно обратил внимание на то, что указанные д. Староселье, Есьман и Клявки, этот псевдо-«партизанский край», находятся в Минской области, которая тогда относилась к Литве, а в «Могилевской губернии не обнаружилось партизанских отрядов, которые бы воевали с французскими отрядами». Он точно подметил, что советские авторы «связали антифеодальную борьбу белорусского крестьянства с национально-освободительной борьбой белорусского народа против французских оккупантов» и что на картах районы крестьянских бунтов «помечены как районы действий партизанских отрядов».

На это Агеев резонно возразил, что «однозначно связывать антифеодальную и национально-освободительную войну довольно проблематично. Никак нельзя обходить тот факт, что крестьянская война развернулась на территории, занятой как французским, так и русским войсками», и восстания подавляли отряды обеих армий. Рост классовой борьбы был вызван несколькими факторами: ослаблением государственной власти, ростом российских налогов и повинностей, присутствием в стране французской «революционной армии», солдаты которой «несли идеи французской революции». Он верно заметил, что под Витебском действовали не народные, а армейские партизанские отряды.

Но выводы Агеева оказались «нерешительными». Он пишет:

«Народное партизанское движение в Беларуси был значительно слабее, чем в русских российских землях», «в Беларуси нечего и говорить о тысячных партизанских отрядах, о тысячах партизан в одном уезде и т.п.». Широкое народное сопротивление французы встретили только после Смоленска, а «на просторах Беларуси борьба крестьянских партизанских отрядов не достигла размеров партизанской войны. Анализ форм борьбы белорусских партизан показал, что большей частью эта борьба ограничивалась прятанием скота в болотах и лесах, закапыванием хлеба в ямах... По сути, крестьяне вели борьбу за выживание своих семей в условиях войны». Да и другой доклад Агеева на конференции в Могилеве имеет слова «Партизанское движение 1812 года на территории Беларуси...».

Таким образом, Агеев так и не рискнул сказать «правду-матку» до конца, а именно, что никакого «народного партизанского движения» в двух беларуских губерниях в 1812 г. не было, а было резкое обострение социальной борьбы, которая никакого отношения к партизанской войне не имела. Бегство в леса и болота вряд ли вообще можно назвать борьбой с неприятелем, а «крестьянских партизанских отрядов», как и «народного партизанского движения» не было не только в Беларуси, но и в России. Народное сопротивление противнику в коренной России в 1812 г. следует называть «народной войной» и отличать ее от «войны партизанской», которую вели тогда только отряды, которые высылались из армии».

К докладу профессора А. И. Попова, в котором он разоблачил фальсификации просоветских идеологов Беларуси, надо добавить следующее.

Попытка навязать беларусам миф о том, что для них война 1812 года якобы была «отечественной», - это попытка ментально увязать беларуса с российским империализмом. Вряд ли это в принципе достижимо, так как беларусы с их хуторским сознанием никогда не страдали вирусом русского (по сути ордынского) великодержавия.

Но самое главное в том, что термин «отечественная война» вообще беларусу непонятен! Для русских, предположим, война становится «отечественной», когда вражеские войска подходят к Москве. Но для беларусов в таком сравнении ЛЮБАЯ ВОЙНА БЫЛА ОТЕЧЕСТВЕННОЙ, так как Отечество становилось полигоном кровопролитных сражений. Взять, например, Северную войну, в которой мы вроде бы прямо не участвовали, а были лишь ареной битв между Швецией и Московией. Но ведь при этом мы потеряли треть населения, были полностью разорены! Разве эта война менее отечественная для беларусов?

В войне 1654-1667 годов мы потеряли половину населения. Были полностью разорены и уничтожены в Первую мировую войну, а следом на нашей территории шла уже советско-польская война.

Фактически ЛЮБАЯ война на нашей территории являлась для нас - в отличие от русских России - отечественной, так как пылало все Отечество, само существование которого - то есть Беларуси - было под вопросом. Если бы не все эти войны, то сегодня население Беларуси составляло бы около 40 миллионов человек. Поэтому выделять на этом фоне только войну 1812 года и называть ее «отечественной» лишь потому, что так сделали в России, - это пародировать соседа. Своя голова должна же быть на плечах!

Еще разница между Беларусью и Россией заключается в том, что Беларусь не вела захватнических войн, а Россия только ими и занималась. Поэтому у Беларуси и по этой причине каждая война отечественная автоматически, а в России нет - там «войны бывают разные».

Военный министр Российской империи А.Н. Куропаткин (1898-1904 гг.) представил царю Николаю II доклад, в котором писал:

«Ваше Императорское Величество! На протяжении XVIII и XIX веков Россия провела в войнах 128 лет, и только 72 года были мирные. Из 128 лет войны только пять припадают на оборонительные войны, все остальные - это захватнические походы.

…Россия в XVIII веке провела 19 войн… Из 19 войн и походов с захватническими целями велось 17 войн, и только две войны можно признать оборонительными. Защите (обороне) было посвящено 2 года и 5 мес., агрессии - 66 лет и 1 мес. На Российской территории огонь войны бушевал 3 с половиной года, а 65 лет вооруженных кампаний были перенесены на территорию противника.

В XIX веке Россия вела 15 внешних войн и 3 внутренние войны. Внешние войны продолжались более 67 лет. На мирное время припадает 32 года и 9 мес. С 67 лет непрерывных боев - оборонительные войны длились 2 года и 1 мес. Остальные - 121 военная операция - разыгрались вне границ империи.

За 200 лет войн Россия, имевшая в начале XVIII века всего 12 млн. населения, превратилась в державу, которая в 1900 году насчитывала уже 132 млн. человек».

Россия, как оказывается, постоянно с кем-то воюет, но это «войны не отечественные». За два века страна провела 123 года в агрессивных войнах вне своей территории. Получается - ЭТО НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ ЖИЗНИ РОССИИ? Лев Толстой написал роман «Война и мир» о войне 1812 года, название которого сегодня обыватель понимает как «состояние войны» и «состояние мира». Но война 1812 года как раз не являлась чем-то «ненормальным» для царской России, которая постоянно была в состоянии войны с кем-то. Россия всех соседей душила агрессиями, но когда кто-то начинал уже ее саму побеждать, то вот такая редкая война и именовалась как «отечественная».

Хочу высказать мнение, которое опровергает умопостроения историков по поводу якобы «российских отечественных войн» 1812 и 1941-45 годов. Они вычленяют в раздел «отечественная война» ведение боевых действий только на землях России, хотя на самом деле речь идет об участии в мировой войне задолго до поражений, которые привели фронт на ее территорию.

Никаких «отечественных войн» не было бы, если бы царизм не занялся агрессивным разделом первой Речи Посполитой, а затем Сталин - Второй Речи Посполитой. У Наполеона и Гитлера до этого просто не было общих границ с Россией. Таким образом, НАЧАЛОМ двух как бы «отечественных войн» стала империалистическая политика России. Отрывать сию «преамбулу» от дальнейших событий - это фальсификация истории.

Непонятен вообще пафос идеологов, пытающихся обмануть население. За что вообще шла так называемая «отечественная» война 1812 года? Русские воевали с французами за Польшу - и не более того. Так с какой стати россияне считают Польшу своим «отечеством»?

В представлениях обывателя, навязанных идеологами, Наполеон якобы напал на Россию, чтобы захватить Москву. На самом деле он не собирался идти восточнее Витебска, то есть не планировал военных действий на русской территории. Но коль русская армия боялась решающего исход войны сражения, то Наполеон совершил ошибку, преследуя ее все дальше на восток. Русские, уводя свою армию, отдали ему без боя Москву и решились на главную битву под Бородино, которую проиграли. Ее после войны стали выдавать за свою «победу». Победила же Наполеона вовсе не русская армия, а голод и холод, отсутствие тыла, долгое пребывание на враждебной ментально азиатской территории, усталость солдат, падение морального духа - и, что, видимо, главное: отсутствие перспектив победы над противником, который готов отступать хоть до Самарканда и Читы.

В итоге Наполеон принял запоздалое решение уходить из абсолютно ненужной ему никогда России, куда он попал по чудовищной ошибке, и этот уход стал одновременно разгромом деморализованных полков.

И вот еще один вопрос российским историкам: кто привел Наполеона на русские земли, куда он не планировал идти? Его туда привела русская армия, постоянно отступающая. Своя же армия, боясь главного сражения, завела противника на свою территорию - и это подается как «отечественная война»! «Скифская война постоянного отступления» - да, но вовсе не «отечественная». В «скифской войне» побеждает не армия и тем более не народ, а изнурение армии противника прочими факторами пребывания в долгом походе.

Для сравнения: в войне 1941-45 СССР абсолютно не придерживался этой «скифской стратегии» и не собирался без решающего боя отдавать Гитлеру Москву. И не отдал, отстоял. Две войны имели разную стратегию, поэтому называть их равно «отечественными» нельзя, так как Наполеон оказался в Москве не потому, что смог сломить военное «отечественное» сопротивление, а потому, что его просто туда ПУСТИЛИ, избегая сражения. Не думаю, что в настоящей русской ОТЕЧЕСТВЕННОЙ войне можно так запросто отдать агрессору Москву как символ Отечества, имея под рукой мощную армию и не пытаясь даже воевать за этот город.

В этом плане война с Гитлером действительно Отечественная, а война с Наполеоном - скорее какая-то странная «скифская», отдающая врагу Отечество в ожидании разложения его армии.

Неуместны и попытки идеологов провести какие-то параллели между войнами 1812 и 1941-45. Борьба с нацизмом - несомненно благое дело, ведь нацисты считали народы СССР «низшей расой». Но в войне 1812 года именно Россия выступала реакционной силой и боролась за интересы самодержавия и крепостничества, против революционных европейских идей, ориентированных на права человека, которые несла армия Наполеона. Как можно называть «отечественной» империалистическую войну россиян за Польшу и за свой реакционный политический строй?

Какие-то параллели между двумя этими войнами есть, но они касаются совсем иного - пропаганды и терминологии. Вторгнувшихся немцев в 1941 году стали в советской прессе именовать «гитлеровцами». Это является калькой с термина «наполеоновцы», который был в первую войну введен везде в российской печати. Например, с сохранением орфографии тех лет: «нещастные наполеоновцы ползают по тлеющим развалинам» («Русский вестник», 1814, №7). Или: «наполеоновцы отступают на Эльбу» («Письма русского офицера» Глинки. Там же, №8). Или: «встречали наполеоновцев с топором и рогатиной» (А. Шаховской. Двенадцатый год. - «Русский архив», 1886, кн. II).

В 1941 немцев в СССР называли «фрицами». А в 1812 французов - «францами» или «хранцами»: «…четырех хранцев в полон возьмем» (Послание Серединской станицы казака Ермолая Гаврильевича к атаману, 1813).

Слово «капут» вовсе не в 1941 году в прессе СССР появилось. В «Письмах из Витебска» («Сын отечества», 1818, №20): «Капут ненавистному Наполеону» и примечание на той же странице: «Слово капут, обыкновенно употребляемое наполеоновцами. Оно значит: гибель, смерть. Умирая потом от стужи и голода, кричали они сами на себя: «капут, капут»». Любопытные аналогии, не правда ли?

Слово «партизан» в русском языке до вторжения Наполеона не употреблялось, но было заимствовано из Великой армии (что еще один парадокс), из французского языка, а именно - из донесений французов и их обращений к местному населению. Слово оказалось точным и емким, мгновенно привилось: «Гродно… сдалась партизану Денису Давыдову» («Письма русского офицера» Глинки). Конечно, партизаны войны 1941-45 гг. и не подозревали, что называют себя французским оккупационным словом, привнесенным в русский язык наполеоновцами в 1812 году.

Еще любопытная деталь: во время вторжения Наполеон пытался установить в бесправной России европейские порядки, существовавшие во Франции. Эти реформы были бы весьма полезны для России, так как Наполеон, например, упразднил крепостное право.

1 октября (19 сентября по старому стилю) назначенный Наполеоном интендант Лессепс обратился к жителям Москвы с провозглашением о том, что в Москве учреждается «Муниципалитет, или Городское правление», во главе которого будет стоять «градской голова» (во французском тексте - мэр). «Новое правительство назначило двух генеральных комиссаров (или по российским аналогам полицмейстеров), и 20 комиссаров (по российским аналогам частных приставов), поставленных во всех прежних частях города» («Бумаги» Щукина, т. 1, приложение). Об учреждении муниципалитета в Москве сообщается и в «22-м бюллетене Великой армии», причем Лессепс именуется там «генеральным консулом», который получил звание «интенданта московской провинции» (Отечественная война и русское общество, т. IV).

Вот так Москвой за 105 лет до Троцкого и Ленина стали править 20 комиссаров (набранных из москвичей). На что «Русский вестник» тогда откликнулся рядом карикатур: «Прогоним воров-комиссаров из Москвы» - русский солдат дает под зад московскому комиссару.

Поразительная аналогия, учитывая, что точно с таким лозунгом слово в слово уже Гитлер наступал на Москву в 1941 году: «гнать поганой метлой из Москвы воров-комиссаров». И карикатуры те же самые: русский дает под зад московскому комиссару, который, правда, тут имеет не французские, а еврейские черты. Чем не вираж истории?

Что касается введения Наполеоном муниципалитета в Москве, то такого органа народной власти там никогда не было, хотя он был в Беларуси в течение 400 лет - это Магдебургское право, по которому жили все города и поветы Беларуси. Когда в 1795 году Россия захватила Беларусь, то упразднила самоуправление беларуского народа как «ненужную вольность». Теперь Наполеон ее возвращал во всех городах на оккупированной (или освобожденной с точки зрения этих норм) территории Беларуси - или впервые устанавливал в городах России.

Например, в Смоленске: «открывается новое присутствие под названием муниципалитет, т.е. градской правительственный совет» (из французского воззвания в Смоленске. Отечественная война в пределах Смоленской губернии. СПб., 1912). Глава города назывался впервые в России мэром и был избираемой должностью. Мэром Смоленска был избран титулярный советник Рутковский. И в обращении к нему употреблялось мэр: «Я просил вас, господин мэр…» («Русская старина», 1901, апрель).

В России мэров до 1991 года не было (были только во время оккупации Наполеона). До 1991 года главы городов назначались свыше и являлись «вертикалью власти». С 1991 года в России все главы городов стали мэрами - уже избираемыми, а не назначаемыми должностями. Снова парадокс: наверно, и нынешний московский мэр не знает, что первый мэр Москвы появился при французской оккупации и не был Гавриилом Поповым.

Таким образом, французская оккупация несла гражданские свободы и социальный прогресс, а российские войска воевали за реакционные антинародные порядки - и уже потому эту войну вряд ли можно считать «отечественной». Впрочем, иные беларуские идеологи могут считать, что выборность мэров - это для Беларуси «огромное западное зло». С такой реакционной точки зрения порядки, вводимые французами (и до российской оккупации существовавшие у нас 400 лет), - это нечто «идеологически чуждое и вредное». Дескать, «весь беларуский народ героически восстал против французов, потому что не хотел выбирать себе мэров и не хотел отмены крепостного рабства».

И еще один аспект: кого в этой войне следует называть «оккупантом»? Французы не собирались присоединять ВКЛ-Беларусь к Франции, а наоборот несли нам национальную свободу и государственность. А вот русская армия воевала с целью лишить нас национальной свободы и государственности, присоединить наши земли к своей империи. По этому простому и ясному критерию оккупантами были русские, а французы - нашими освободителями. Если кто-то с этим не согласен, то тогда следует русскую армию называть оккупационной в ходе войны с Турцией, когда была отвоевана у Турции Болгария, получившая национальную свободу и государственность. Хотя на обелиске в Шипке русская армия названа «освободительницей».

Однако у идеологов-западнорусистов тут «двойные стандарты». У них болгары имеют право на свое государство и не должны быть интегрированными в турецкий этнос, а вот беларусы наоборот - не имеют права на беларуское государство и должны быть русифицированы. Но как можно называть «отечественной для беларусов» войну за сторону, которая против нашей государственности? Причем война идет со стороной, которая желает дать нам государственность. Конечно, и в представлениях Турции русская армия, давшая освобождение болгарам, является «оккупантом». Но ведь в представлениях самих болгар она ОСВОБОДИТЕЛЬ! А здесь у идеологов какие-то «турецкие» и «янычарские» взгляды на нашу ОТЕЧЕСТВЕННУЮ историю Беларуси…

Очередной парадокс в том, что российский царь как раз склонялся к идее дать литвинам (ныне беларусам) автономию (как просил его в своем довоенном меморандуме Огинский, обещая, что тогда в будущей войне наш народ будет всецело на стороне России) и упразднить тут крепостное право. Но оказалось, что большинство русского дворянства категорически против: от потомка татарских мурз Карамзина, который стал заваливать царя своими возмущенными письмами, - и до будущих «декабристов», которые вообще решили свергнуть своего императора, если он посмеет признать автономию ВКЛ-Беларуси. На этом фоне царизм выглядит как раз более-менее «другом беларусов» по сравнению с русским дворянством, имевшим ордынскую великодержавную идеологию. И если уж сам царь склонялся к тому, чтобы дать нам автономию, то почему она кажется «сепаратистским злом» для идеологов уже сегодняшней СУВЕРЕННОЙ Беларуси? Это вообще вне понимания…

Западнорусисты оценивают нашу историю в призме той постулируемой ими мысли, что беларусам никогда не было нужно свое государство. Именно этой идеей пронизан снова показанный на беларуском ТВ сериал 2008 года «Летопись времен» по сценарию Вадима Гигина, редактора журнала, который опубликовал и фальсификацию, по определению российского профессора А. И. Попова, о «беларуских партизанах 1812 года», и прочие материалы, «разоблачающие» Кастуся Калиновского и возвеличивающие вешателя Муравьева. Получается, что главная «беларуская думка» беларусов на протяжении всей их истории - ни в коем случае не иметь своей национальной государственности (что есть «сепаратизм» от сакрального великодержавия восточного соседа), а вместо этого мечтать стать вассалом Москвы. Дескать, наш народ всегда лелеял эту мечту еще до основания деревни Москвы киевским свидомитом Юрием Долгоруким в 1147 году.

Здесь мы снова упираемся в главный вопрос: что считать беларусам «своим отечественным»? Свое национальное государство? Или свою автономию в составе России или Польши? Или вообще свое растворение беларусов пополам в России и Польше, как хотят идеологи-западнорусисты, разделяя беларусов на католиков-поляков (литвинов) и православных-русских?

А если у беларуса отец католик, мать православная (с предками униатами), жена протестантка, а сам он по убеждениям атеист - кто он тогда этнически? И что для него есть «отечественное»? Ясно совершенно, что увязывать религию с понятием «отечественная война» - это заниматься спекуляциями. В ВКЛ-Беларуси исторически сосуществовали разные религии населения (в том числе и мусульмане, и русские староверы, и порядка 10% иудеев). И наше население ВКЛ при этом своим ОТЕЧЕСТВОМ бесспорно считало нашу страну, не причисляло себя ментально к жителям соседних стран и народов. Это уродство нам пытались навязать только «ассимиляторы» Великой России и Великой Польши.

Как указал в докладе профессор А. Попов, статья «Вместе мы врага громили» в журнале «Беларуская думка» широко обобщает, что коль «два солдата из корпуса маршала Л. Н. Даву заблудились и попросили крестьян вывести их на дорогу, но те заманили их в лес и убили палками» - это якобы «доказательство массового беларуского партизанского движения против французов».

Это в чистом виде криминал. Но вот другой факт. Как пишет известный автор книг на тему войны Марк Солонин, в Гродно в 1940 году почти каждый день убивали красноармейцев, из-за чего армейские власти приказали солдатам выходить в город Гродно из расположения части только группами и только с оружием.

Это как трактовать? И это разве не «партизаны Гродненщины»?

Согласно официальным данным СССР, на территории Западной Беларуси тогда (с осени 1939) укрылось в лесах около полутора тысяч «банд социально чуждых элементов». Так они наши партизаны или нет?

По версии идеологов они якобы «не наши», так как «не тех убивали». Но, простите, если беларуский кулак от коммунистов ушел в леса, то он все-таки и есть беларуский партизан. А не немецкий партизан.

Сам размах этого партизанского движения в Западной Беларуси еще до Великой Отечественной войны просто обязывает по своей логике признать идеологов, что и тогда у нас якобы была «отечественная партизанская война». Но ясно, что этот вывод «не желателен».

Что касается 1812 года, то в тот период даже теоретически никаких «крестьян-партизан» не могло существовать. Партизан по определению - субъект политической нации, а крепостные крестьяне политической нацией не являлись. Какая разница рабу, кому служить? Тем более что русские барины, как пишет Лев Толстой в романе «Война и мир», говорили на французском языке и, по сути, являлись для крепостных такими же французскими оккупантами. Крестьянство скорее поддерживало французов, так как связывало с ними надежды на отмену крепостничества.

Ну а приписывать беларуским крестьянам (католикам и униатам, которые подчинены Папе Римскому) какие-то «симпатии» к России - это заниматься фальсификацией. Православными тут являлись только русские староверы, сбежавшие от религиозных репрессий Московии (тоже не были паствой РПЦ). Но они - не беларусы. Причем с 1809 года на территории нынешней Беларуси существовало две губернии - Литовская (Западная и Центральная Беларусь, не путать с нынешней «Литвой», которая в эту губернию не входила) и Белорусская (Восточная Беларусь). Население Западной Беларуси официально именовалось литвинами и по этой тоже причине не имело никакой «тяги» к России, тем более что было захвачено ею всего несколько лет назад - что такая же оккупация, как вторжение Наполеона. Но у идеологов она представляется «воссоединением», что тоже фальсификация.

Повторяю: партизан - субъект политической нации, поэтому следовало ожидать как раз партизанского движения за национально-политические свободы ПРОТИВ России, ведь у нас была принята 3 мая 1791 г. Конституция, а российская оккупация ее отменила. Но у идеологов получается сущая глупость: их вымышленные «партизаны-крестьяне» воюют против своей же Конституции и за право оставаться крепостными рабами иностранных русских баринов-иноверцев, которые к тому же беларуской мовы не знают, а говорят по-французски. Это чудовищный абсурд.

Теперь о научной методологии терминов. Беларуские фальсификаторы истории вводят читателей в заблуждение, называя «партизаном» всякого бандита, который взял в руки оружие. На самом деле понятие «партизан» имеет совсем иное и вполне четкое определение. Это - подчеркиваю - солдат действующей армии, принявший присягу, носящий военную форму со знаками различия. То есть комбатант, выполняющий приказы воюющей стороны.

С этой точки зрения немцы в 1941-1944 годах совершенно справедливо считали многих «партизан» просто вооруженными бандитами, потому что они были в гражданской одежде, никому не подчинялись, имели у себя вооруженных детей допризывного возраста (естественно, присяги не дававших). В свое время Кукрыниксы нарисовали карикатуру: мол, днем крестьянин снимает перед немецким офицером шапку, а ночью саблей отрубает голову немцу вместе с его фуражкой. Это откровенная провокация идеологов против своего народа, так как или ты участник войны - и в таком случае должен и днем ходить в военной форме, а не маскироваться под крестьянина. Или ты крестьянин - но тогда ты не комбатант и не имеешь права на статус военнопленного и заботу Красного Креста, а будешь судим как гражданское лицо, совершившее убийство, никак не связанное с военными действиями. Кстати, именно так и поступал СССР с аналогичными преступлениями, когда занимал иностранную территорию: никто не считал подобных бандитов «партизанами», «комбатантами» и «военнопленными», их судили как гражданских лиц.

После войны одна гулящая дама в БССР хотела добиться статуса партизанки-ветерана, потому что, по ее словам, она заразила сифилисом роту немецких солдат. Над ней посмеялись. Но если бы она их отравила, то, возможно, назвали бы «партизанкой» и дали медаль. Эта «сусанинщина» к понятию «партизан» не имеет, конечно, никакого отношения. Чтобы считаться партизаном и ветераном войны, надо было не только принести присягу и воевать в подчиненном верховному командованию подразделении, но и носить во время боевых действий военную форму, иметь военную должность и военное звание. В этом аспекте те, кого фальсификаторы называют «беларускими партизанами 1812 года», никакими партизанами не являлись. Крестьяне, убившие во время военной смуты своего помещика (неважно какого, нашего местного или нового русского) из-за обид к нему, - не партизаны. Потому что не комбатанты войны.

У идеологов если отморозки-бандиты в д. Есьман убили обманным путем без всякого повода двух французских солдат с единственной постыдной целью их грабежа, то это «беларуские партизаны» и «весь беларуский народ стал партизанить». Что есть оскорбление беларуского народа как народа бандитов и грабителей.

Причем подобных убийств нашими местными бандитами офицеров и солдат русской армии было на порядки в статистике больше. Что идеологами сознательно замалчивается. Вот это и называется термином фальсификация истории.